Александр Тертыченко: социальная функция бизнеса в этом году – сохранение самого бизнеса

YAKUTIA.INFO. На этой неделе стало известно о грядущем визите в Якутию специалистов из Фонда развития интернет-инициатив. ФРИИ представляет собой структуру, занимающуюся отбором и инвестированием IT-проектов. То есть, как правило, технологических видов бизнеса, нацеленных на большие прибыли при относительно малых затратах. Одним из организаторов приезда ФРИИ выступает Венчурная компания «Якутия», которая в республике наряду с Технопарком «Якутия» также занимается отбором и оценкой айти-проектов собственно в республике.

Какую поддержку нам может оказать Фонд развития интернет-инициатив? С какими на сегодня проблемами сталкивается айти-бизнес, желающий получить инвестирование? Что такое венчурные фонды и чем они отличаются от традиционных инвестиционных фондов? Как вообще обстоят дела с финансированием разного рода проектов в республике? Об этом мы в деталях поговорили с заместителем директора ВК «Якутия» Александром Тертыченко.

«АЙТИ-ПРОЕКТЫ ОЧЕНЬ СЛОЖНО ОЦЕНИТЬ В ДЕНЬГАХ»

- Александр, начнем издалека. Есть мнение, что Венчурная компания «Якутия» слабо вкладывается в так называемые айти-проекты. В то время как в странах с развитой экономикой приоритет венчурных фондов отдан именно айти-отрасли.

- Если к нам приходит человек и говорит, что хочет "сеять" что-то и где-то и может сказать свое слово от имени Института сельского хозяйства, реализуемо это или просто фантазия. Если к нам приходит человек и говорит, например, что хочет сеять что-то и где-то, то учёный, член научно-технического совета Венчурной компании «Якутия» от Якутского НИИ сельского хозяйства, может сказать своё слово — реализуемо это или просто фантазия. То же самое и с проектами из других отраслей — мы в Якутии имеем научную экспертизу практически по любому вопросу.

В случае с IT у нас нет независимого арбитра – нам приходится делать это самим с привлечением экспертов. Но проблема в том, что у нас наблюдается нехватка специалистов по IT-направлениям. Приведу пример: мы демонстрируем какой-нибудь айти-проект членам Научно-технического совета, специалистам из области фундаментальной науки. Они задаются вопросом: какая тут инновация?

Чиновники ничего не производят. И то время, которое они проводят на работе, нельзя продать, тем более на экспорт. Но, тем не менее, зарплату они получают регулярно, а это все нагрузка на бюджет.

- Но если на то пошло, фейсбук в их понимании не инновация.

- Поэтому мы и хотим вывести подобного рода айти-проекты и общетехнологические проекты из рассмотрения научно-технического совета. Потому что там априори нет какой-то фундаментальной науки. И чтобы наши ученые не тратили время на них, и чтобы самим разработчикам было проще получить одобрение, есть задумка задать немного другую траекторию рассмотрения.

В чем еще проблема с финансированием IT-проектов? В том, что, как правило, основатель в этом проекте не обладает ничем, кроме идеи и, возможно, первой версии продукта. А российское законодательство не позволяет государственному фонду оценить какую-то даже очень хорошую IT-идею в существенную сумму. Когда в республику приезжали представители консалтинговой фирмы Deloitte, они подтвердили на встрече в «Технопарке «Якутия», что у государственного фонда есть только одна методика – для того, чтобы вложиться в проект компании, следует оценить ее имущество и активы. Хорошо, если какие-то активы есть. А если их нет – тогда оценщик просто сложит стоимость всех компьютеров компании и скажет: ваша идея, ребята, стоит 100 тысяч рублей. И фонд уже не сможет оценить долю основателя в большую сумму. То есть мы не можем, в отличие от частного фонда, сесть и договориться на любую сумму. Иначе завтра сюда придет прокуратура и скажет: ребята, а как вы оценили вклад этой компании, если она ничего не принесла взамен в качестве вклада в уставный капитал? То есть вы государственные деньги обменяли на нечто эфемерное, под чем нет никакой легитимной оценки. Вот в чем проблема взаимоотношений государственного фонда и айти-проекта.

- Но ведь венчурные деньги как раз и нацелены на айти-проекты.

- Да, поскольку только венчурные фонды могут дать вам резкую кривую роста. Возьмите тот же Uber (Компания из Сан-Франциско, создавшая одноименное мобильное приложение для поиска, вызова и оплаты такси или частных водителей. Приложение доступно для десятков городов во всем мире, в том числе в Москве и Петербурге – Якутия.Инфо).

Свели пассажиров и машины на маркет-плейсе, поставили два сервера и зарабатывают – выручка далеко не пропорциональна затратам. Только айти-проект может считаться высокодоходным, по сути. В традиционном секторе экономики иначе: хотите выращивать тысячу кур – поставьте два цеха, две тысячи кур – четыре цеха.

- Вы знаете, по какому принципу работает ФРИИ – Фонд развития интернет-инициатив? Они, если я не ошибаюсь, создают некий акселератор.

- Сейчас мы думаем над этим. С осени мы хотели запустить акселератор по принципу работы ФРИИ. Но это только в случае увеличения уставного капитала. У нас ведь не так много денег – всего 220 миллионов рублей, из них 87 миллионов уже в проектах. Акселератор – это своего рода детский садик, в котором у нас должны появиться проекты, которые могут получить финансирование. Но это достаточно затратная вещь. Пока не принято решение об увеличении нашего уставного капитала, мы не сможем его организовать. В прошлом году решение было почти принято. Но что-то застопорилось, и пока мы находимся на том же этапе, на котором были в 2012 году.

СПРАВКА: Венчурный фонд (англ. venture — рискованное предприятие)

Инвестиционный фонд, ориентированный на работу с инновационными предприятиями и проектами (стартапами). Венчурные фонды осуществляют инвестиции в ценные бумаги или доли предприятий с высокой или относительно высокой степенью риска в ожидании чрезвычайно высокой прибыли. Как правило, 70-80 % проектов не приносят отдачи, но прибыль от оставшихся 20-30 % окупает все убытки.

(по данным Википедии)

О ГОСФОНДЕ И ЭТИЧЕСКОЙ СТОРОНЕ БИЗНЕСА

- То есть пока владельцам айти-проектов нет смысла к вам обращаться?

- Проект проекту рознь. Если у проекта есть выручка, есть программный продукт, который работает, то его можно рассмотреть на предмет финансирования. Если же проект находится в предпосевной стадии, когда человек говорит – мол, у меня есть идея, я продукт дописываю, но его еще никто не видел, и я не знаю, как его воспримут клиенты и сколько у него будет платящих пользователей – то вы имеете дело с так называемой «продуктовой гипотезой». Гипотезой, которую нужно проверять в рамках акселератора, будучи готовым потерять эти деньги полностью. Через три месяца может оказаться, что, черт побери, за это никто не готов платить – все, хороним деньги. Вот в такие проекты вообще пока никак не будем вкладываться. Поэтому сейчас мы устанавливаем партнерские отношения с ФРИИ, а они уже могут у нас на предпосевной стадии брать проекты на акселератор. То есть мы становимся для них своего рода входной воронкой – поможем, чем можем. Сделаем все возможное, чтобы наш якутский предприниматель попал в очный акселератор. Пока с такими ранними проектами мы работаем так. Если же проект более зрелый, в котором есть система, на чем он зарабатывает, как он зарабатывает, то в таком случае мы уже готовы его рассмотреть. Здесь мы уже готовы заказать оценку бизнеса, поскольку бизнес, который дает выручку, уже поддается оценке квалифицированного оценщика.

Но даже деньги раздать – это не так просто.

До сих пор отношение к предпринимателям достаточно настороженное. Вот что сдерживает, в том числе, венчурное инвестирование. Мы ждем заявителей, а заявителей нет – все хотят стать медведевыми и миллерами.

- В чем сложность?

- А не развратим ли мы тем самым нашу айти-отрасль? Не уроним ли мы ее? Представьте, сейчас в эту отрасль вбухнуто шесть миллиардов халявных денег. То есть появляется опасность большого тектонического сдвига в неправильную сторону. Потому что Россия итак закормлена деньгами, теми же грантами. И у нас на самом деле очень несложно найти деньги. И ФРИИ понял: деньги – это проблема. И чтобы решить ее, они были вынуждены снять огромное помещение в центре Москвы и объявить о начале работы акселератора Фонда развития интернет-инициатив. И тут очень важный момент: деньги они дают только в те проекты, с которыми работали в режиме 24 часа в сутки на протяжении трех месяцев. И если проект за три месяца очного акселератора выполняет все эти промежуточные пункты, тогда он и получает деньги.

Иначе это очень опасно, поскольку как чаще получается? Приходит человек и говорит: я написал сайт, есть классная идея, все будет круто. Но! В рекламу надо вкачать 30 миллионов рублей: 10 миллионов на «Контакты», 10 миллионов на «Фейсбук» и «десяточку» я прокручу на «Яндекс-директ» и «Гугл».

- Но это можно делать либо на свои, либо на меньшие суммы.

- Да, но приходят люди и на голубом глазу все это вам заявляют. А вы не понимаете: что это за продукт, кто это будет покупать. Потому что все это – продуктовая гипотеза, которую нужно по уму проверить за очень малые деньги.

То есть необходимо понимать, что для резкого, нелинейного роста должна быть какая-то супер-бизнес-модель, которая подразумевает ее масштабирование за небольшие деньги, и совершенно невероятный рост выручки. Вот как, например, тот же самый Uber – ему для того, чтобы взять на себя Индию, надо поставить там два сервера. Но таких проектов в принципе не так много.

- Но у нас есть «Индрайвер», который похож на Uber - он подавал заявку?

- Мы как фонд с государственным участием обязательно смотрим на этическую сторону бизнеса, на социальный эффект. Да, мы знали, что существует Uber. Или тот же Airbnb – тоже величайший проект. Это, по сути, сервис, когда я могу свою собственную квартиру могу выставить на сайт и сдать ее кому-то. (Airbnb – онлайн-площадка для размещения, поиска и краткосрочной аренды частного жилья по всему миру – Якутия.Инфо).

Но что было в конце прошлого года? Владельцев более 100 самых часто сдаваемых квартир пригласили к городскому прокурору. В штате Нью-Йорк деятельность гостиниц лицензируема. И когда государство видит, что в тени оказывается гостиничный бизнес, то оно логично задается вопросом: ребята, вы там что, гостиничным бизнесом занимаетесь? Я понимаю, сдать одну-две квартиры. Но более 100 постоянно сдающихся квартир! – тут даже у инновационного американского государства возникают вопросы. Поэтому когда мы рассматриваем такие проекты, то примерно понимаем: возникнут ли проблемы с уплатой налогов, безопасностью тех, кто пользуется этим?

- То есть вы вообще ограничены чуть ли не с трех сторон?

- Ну, если не с десяти (смеется). Но, как я уже сказал ранее, в этом году мы хотим сделать научно-технический совет чисто совещательным органом. Сейчас у НТС фактически «убивающая функция» для некоторых видов проектов, как бы мы в них ни верили. Я сам некоторые проекты буквально «ловил за рукав» и хотел их профинансировать. Причем инвестиционные комиссии они проходили, но «зарубались» именно на уровне НТС. Именно поэтому мы хотим, чтобы у НТС была более совещательная функция.

Но не стоит во всем обвинять НТС – нередко их претензии могут быть обоснованными, как, собственно, у инвесткомиссии. Поэтому хотелось бы, чтобы люди не воспринимали отказ как какую-то катастрофу. Очень приятно видеть людей, которые реагируют на отказ спокойно и просят посоветовать, что им переделать. Жизнь ведь не заканчивается на этом.

«МНЕ НРАВИТСЯ ИДЕЯ АРСЕНА ТОМСКОГО»

- Вы читали блог Арсена Томского, в котором он говорил, что якутская венчурная компания даже не венчурная, а инвестиционная компания? Потому что если проект показывает риск и не окупает себя, то деньги он обязан полностью вернуть. А это уже не венчур, а обычные инвестиции – мол, пусть тогда меняют вывеску.

- В чем-то соглашусь. Вообще мне нравится предложенная им идея (речь идет о создании первого в Якутии негосударственного венчурного фонда «Норд венчур»). То есть принцип работы такой: собрались физические лица, скинулись деньгами, обсудили проекты на Совете и профинансировали любой проект, который им понравился.

Вообще для чего нужна венчурная компания «Якутия»? Чтобы это все начало работать само собой. Чтобы появились частные венчурные фонды. Чтобы ты, когда у тебя появились лишние деньги, не другую квартиру купил, не четвертую квартиру, а вложил в интересный проект. Чтобы были бизнес-ангелы, готовые давать деньги без надежды на возврат, чтобы были фонды, готовые рисковать деньгами. Вот тогда Венчурную компанию «Якутия» можно закрывать – все, государственные деньги в отрасли больше не нужны. Государству всегда нужно быть там, где частнику пока некомфортно, неуютно, непонятно, нет правил игры. Когда все это будет нормально работать, тогда можно будет сказать, что венчурная компания свою миссию выполнила. И тогда я скажу, что наконец-то в республике появились венчурные деньги, как во всем мире.

- Томский так и скажет: мол, зачем вы нужны?

- Но, с другой стороны, кто тогда будет финансировать менее интересные проекты? То есть у нас будет разделение труда: он финансирует IT-проекты, с высокой прибыльностью, но и высоким риском, мы – менее рисковые, но и менее доходные технологические проекты.

- Но он прав, говоря о том, что ВК «Якутия» - собственно и не венчурная, а инвестиционная?

- Мы являемся членом российской ассоциации венчурного инвестирования. В каждой стране они есть, и они давно уже прописали, что такое венчур. И на самом деле это определение достаточно плоское узкое: венчурное инвестирование – это финансирование, предоставляемое финансовыми компаниями наряду с собственниками финансируемых компаний для дальнейшего роста и трансформации бизнеса. То есть смысл во входе в уставный капитал для выведения компании на качественный рост.

- Но если вам не совсем удобно финансировать айти-проекты, но вы же должны хоть кому-то деньги давать. Сейчас в республике наблюдается сложная ситуация у малого и среднего бизнеса в связи с доступом к «длинным деньгам». Можете те ли вы выступить своего рода альтернативой банкам?

- В принципе, в год предпринимательства мы готовы пойти на какие-то изменения, чтобы восполнить те выпадающие кредитные средства, которые в бизнес не пойдут. Сейчас мы уже практикуем краткосрочные займы до пяти миллионов рублей. Решения по выдаче принимаются до одного-двух дней, без научно-технического совета (НТС) и инвестиционных комиссий. Например, мы можем помочь, если надо поучаствовать в каком-то госзаказе и дать задаток, если возник какой-то кассовый разрыв. Мы готовы смотреть на такого рода проекты именно в этом году. Например, Фонд развития малого предпринимательства готов дать бизнесмену всего один миллион рублей – мы готовы дать пять. Конечно, революцию мы тем самым не совершим и целые отрасли с колен не поднимем, но кому-то мы, возможно, поможем. Потому что кризис рано или поздно закончится. И закрыться в кризисный год – это самое простое, что можно сделать. В то же время любой кризис – это период появления новых возможностей. Та же политика импортозамещения уже сейчас открывает перед нашими предпринимателями целые рыночные ниши.

Приходит человек и говорит: я написал сайт, есть классная идея, все будет круто. Но! В рекламу надо вкачать 30 миллионов рублей: 10 миллионов на «Контакты», 10 миллионов на «Фейсбук» и «десяточку» я прокручу на «Яндекс-директ» и «Гугл».

- Но какую мысль нужно донести до людей, которые хотят прийти за деньгами?

- Чтобы это был хотя не подакцизный товар (смеется). Скажем так, более социально значимый, окупаемый, технологичный. Хотя знаете, сейчас в Год предпринимательства в республике социальной задачей можно было бы считать сохранение самого бизнеса. Если бизнес не закрылся в этом году по причине того, что получил от нас деньги, а в 2016 году пошел в рост – с другой стороны, чем не социальная задача?

МОЛОДЫЕ ХОТЯТ СТАТЬ НЕ СТИВАМИ ДЖОБСАМИ, А АЛЕКСЕЯМИ МИЛЛЕРАМИ

- Сейчас может показаться, что в бизнес, особенно айти-отрасль, идет много молодежи. Однако на деле мы видим, что в реальном малом бизнесе молодежи не так много, и это удручает. Чем это объясняется?

- В апреле 2013 года мы привозили сюда большую делегацию «Российской венчурной компании». И в ходе визита от них прозвучало пожелание узнать, чем живет и дышит среднестатистический якутский студент. Мы быстро договорились, нам предоставили аудиторию. Третий курс ФЭИ, студентов зале человек сто. Мы коротко выступили, почему мы считаем, что студенты ФЭИ – очень важное звено в сфере бизнеса в целом и венчурного инвестирования в частности. И стали проверять, насколько им интересна вся эта тема, кем они себя видят? Для этого стали задавать наводящие вопросы. Кто такой Стив Джобс? – все знают. Кто такой Алексей Миллер? – все опять же знают. Кто такой Дмитрий Медведев? – тоже все знают. А теперь спросим иначе: кто хочет стать Дмитрием Медведевым? С намеком на то, кто хочет стать высокопоставленным чиновником. Человек 80 точно подняли руки. Кто хочет стать Алексеем Миллером? – опять же лес рук. А теперь вопрос: кто имеет идею собственного бизнеса и хочет стать предпринимателем, как Стив Джобс? Человека три или пять руки подняли!

- Может, им старшее поколение внушило?

- А это весь наш культурный код такой – до сих пор отношение к предпринимателям достаточно настороженное. Вот что сдерживает, в том числе, венчурное инвестирование. Мы ждем заявителей, а заявителей нет – все хотят стать медведевыми и миллерами.

- Так может так и должно быть? Зачем много бизнесменов?

- Но согласитесь, что чиновники ничего не производят. И то время, которое они проводят на работе, нельзя продать, тем более на экспорт. Но, тем не менее, зарплату они получают регулярно, а это все нагрузка на бюджет. А когда на бюджете один с сошкой, семеро с ложкой – это неправильно. Сейчас страна переживает нелегкие времена, и грядут сокращения от семерых с ложкой до пятерых. И на рынок выплеснется достаточно большое количество людей, которые никогда ничего не производили. Охраняли либо какие-то бумаги перекладывали. И все равно в обществе рано или поздно восстановится баланс, когда государству не нужно будет нанимать на работу столько чиновников и силовиков. Либо возникнет беспрецедентная безработица. И тогда эти люди, хочешь – не хочешь, придут в частные предприятия – либо сами откроют бизнес, либо станут наемными работниками. И наступит период, когда бизнесмены будут нужны. И мы хотим верить, что этот период уже наступил.

Необходимо понимать, что для резкого, нелинейного роста должна быть какая-то супер-бизнес-модель, которая подразумевает ее масштабирование за небольшие деньги, и совершенно невероятный рост выручки.