«Пандемия помогла спасти не только медицинскую, но и вообще науку в стране»: Борис Кершенгольц о Годе науки и технологий

YAKUTIA.INFO. Нынешний год был объявлен Президентом Владимиром Путиным Годом науки и технологий. Те люди, которые хоть немного знакомы с предметом, знают, что, начиная с 2013 года наука в России находится в зоне турбулентности из-за проведения её масштабного реформирования. И вот спустя эти непростые оптимизационные годы делается такое заявление. Возможно, что "наверху" действительно наконец-то поняли важность науки для будущего и настоящего России и этот год станет для нее чем- то особенным.

Разумеется, речь идет не о проведении разного рода торжественных заседаний, каких-то марафонов и прочего показного, а действительно нужных и важных решений для развития научного потенциала России. Но возможно, что под ярким фасадом и громким лозунгом может скрываться какое-то негативное для науки решение или же просто ничего содержательного и конкретного. 

Доктор биологических наук Борис Кершенгольц, который уже не раз являлся собеседником «Якутия.Инфо», рассказал, что он думает относительно реформирования науки. 

— 2021 год был объявлен Годом науки технологий в РФ довольно неожиданно. 

 

— Отношение к этому двойственное. Будучи неисправимым оптимистом, мне хочется надеяться, что этот год действительно что-то даст науке, технологиям и развитию страны в целом. Поскольку без науки и технологий такая страна как Россия, которая претендует на статус великой державы, таковой быть просто не может. Это жизнеобеспечивающее направление для всей страны. Но, с другой стороны, нужно вспомнить некоторые истории предшествующего этапа развития страны.

Последние годы показывают, что когда высшее руководство РФ берется реформировать какие-то направления в жизни страны, то эти направления разрушаются.

Например, реформа системы образования, благодаря которой страна утратила то, что позволяло всему миру говорить о советской системе образования как лучшей в мире. Или взять реформу здравоохранения. Слава богу, что пандемия началась до того, как  ее успели до конца реформировать. Иначе ситуация была бы катастрофической. Примеров таких много. Анализ этих исторических фактов внушает опасения.

Не планируется ли под громкой фразой 2021 года — Год науки и технологий, завершить реформирование научной сферы, начатое в 2013 году, и целиком разрушить академическую составляющую великой российской Науки к 8 февраля 2024 году – к 300-летнему юбилею создания Петром Великим Российской Академии наук и художеств в Санкт-Петербурге.

Есть еще один важный момент. Если вспомнить последовательность вбросов в СМИ, предшествующих объявлению Года науки и технологий, хочу обратить внимание на письмо М.Ковальчука (Президент Курчатовского Института, один из идеологов реформирования РАН), датированное концом ноября 2020 года, в адрес председателя правительства России Михаила Мишустина. 

— Что за тезисы? Звучит настораживающе.

В этих тезисах предлагается «переформатировать весь научный потенциал России», оставив в стране пять категорий (кластеров) научных и вузовских структур. Таким образом, то, что не укладывается в эту схему, а это почти 90% учреждений науки и высшего образования, нужно будет сократить.

— Они туда не попадут. Хочу сказать, что целая группа ведущих академиков РАН выступила с протестами.

— А может, есть в этом рациональное звено. Особенно в 90-е годы появилось много сомнительных ВУЗов, да и некоторые научные институты до такого статуса могут не дотягивать?

— Какие-то конечно. Но опять же вспомним «Котюковский период» (руководитель ФАНО, затем министр науки и высшего образования России Михаил Котюков) и ФАНО. К началу «периода» страна вступила с порядка 1400 научных институтов, и после реформ осталось около 470. Какие-то структуры объединяли, а какие–то ликвидировали. Но все же да, можно согласиться, что некоторую ревизию ВУЗов нужно сделать. И даже не ВУЗов, а филиалов ВУЗов, поскольку их действительно много, а главное, они низкого качества.

— Так эти тезисы появились накануне объявления 21 года Годом науки и технологий?

— Да, это открытое письмо в адрес правительства. И все это настораживает. Похоже на некую режиссуру.

Можно в этой связи вспомнить, что предшествовало разгрому, извините, «оптимизации», медицины в стране. Который, слава богу, не довели до конца. Было много уголовных дел в отношении врачей, шел такой прессинг. Это была подготовка общественного мнения к оптимизации медицины.

И вот в отношении науки общественное мнение также уже давно подготавливали. Только ленивый ее не гнобил. Потом стали переводить на уровень того, что в ВУЗах наука, а Академия наук вообще не нужна. Итак, был этот вброс Ковальчука, затем сильная реакция со стороны ученых и вот затем руководство страны объявляет 2021 год Годом науки и технологий. В общем, такие аналогии смущают.

— Положительных моментов вместе с тем не наблюдалось, помимо самого объявления?

— Кстати, был. 31 декабря Мишустин подписал постановление о развитии фундаментальной науки. И там был как раз положительный момент относительно академической науки, поскольку единственным координатором вот этой программы указано не министерство, а Российская Академия наук. Но до этого с 2013 года было сделано многое, чтобы Академия перестала существовать. Кстати, глава Якутии Айсен Николаев, проявив прекрасную интуицию, также 31 декабря утвердил Программу научно-технологического развития Якутии на 2021-2024 годы. 

— Мероприятия уже планируются?

— Пока нет. Причем их нет даже на федеральном уровне. Мне кажется, что большинство чиновников объявление «о годе науки и технологий» застало врасплох. Сейчас из федерального министерства нам делают запросы о наших предложениях для включения в федеральный план.

— Какие-то предложения уже разработали?

— Буквально на этой неделе предоставим наши предложения руководству республики, а также есть предложения и на федеральный уровень. Например, есть идея провести форум «Наука – индустриальные (технологические) партнеры». Пока на уровне республики, но предложение пойдет и в Москву. Его смысл в том, что главный спаситель прикладной и фундаментальной науки — это внебюджетное финансирование. И не через фонды, а именно речь идет о крупных системообразующих предприятиях.

Если мы хотим брать что-то позитивное из организации науки на Западе, то это надо делать. Ведь там многие крупные достижения совершаются благодаря поддержке корпораций, которые выделяют гранты для решения той или иной задачи. И в основе этих задач лежит фундаментальная наука, которая также финансируется этими корпорациями.

— Наверно не всегда. Очевидно, есть и просто прикладные исследования.

— Если проект крупный, то это называется «Научное исследование полного цикла». От идеи, до внедрения в промышленность.

— Недавно вышла статья, где основной идеей было то, что даже сильное увеличение финансирования науку в России не спасет.

— Я не такой пессимист, чтобы полагать, что точка невозврата в российской науке пройдена. Еще раз напомню о нашей медицинской науке во время пандемии. Появилась задача, были выделены соответствующие средства и результат получен.

Можно по-разному относиться к Институту Гамалеи и их вакцине или к Центру «Вектор». Но дело было сделано. И все это потому, что у медицинской науки не был похоронен тот колоссальный научный задел, который существовал в этих институтах. И мне кажется, что пандемия помогла спасти не только медицинскую, но и вообще науку в стране. 

— Есть, конечно, какие-то оригинальные решения по поводу финансирования науки. Например, компании «Роснефть» поручили финансирование генетики. 

— Так это неплохо.

— Как сказать. И.Сечину эта генетика нужна?

— Но нужны же просто деньги «Роснефти». Дали деньги на исследования.

 — Я стою на той позиции, что определение наиболее приоритетных направлений наук должно находится в ведении государства.

— В советское время был Госкомитет по науке и технике при Совете Министров СССР, курируемый либо Председателем, либо 1-м замом Председателя Совета Министров СССР, не ниже. И вот этот государственный орган, используя инструмент качественной экспертизы, расставлял приоритеты. И затем уже шло финансирование по самым разным каналам. А в наше время это может быть «Роснефть»,  «Газпром» или банк «ВЭБ». Мы кидаемся из стороны в сторону, но такого органа нет. Сегодня вот ратуем за генетику, вчера за «природоподобные технологии», а ещё за искусственный разум.

— Так, а кто «пришил» генетику к «Роснефти»?

— Президент России. Но на самом деле такими вопросами как раз должен заниматься компетентный орган, в котором есть ученые. 

— Ну что же будем следить за событиями Года науки и технологии в России. И надеяться на решения, которые будут способствовать развитию науки для блага развития всей России.

— Да. То, что объявлен  такой год, — это хорошо. Но посмотрим.