Правозащитник Леонид Диодоров: возвращение в 37-й

YAKUTIA.INFO. Оговорюсь сразу – речь пойдет не о монархе (жене царя), а о, как считают некоторые правоведы, главном из доказательств – царице среди них, которым считается признание вины самим подозреваемым, обвиняемым и подсудимым.

Неправильная трактовка о самодостаточности занимающих ведущее процессуальное положение средь доказательственной базы преступления показаний с признанием вины субъекта преступления в следственно-судебном деле в свое время привела и приводит до сих пор к неправосудным приговорам.

Потому необходимо разобраться в этом вопросе.

К слову, теория о том, что признание вины подозреваемым (обвиняемым) является «царицей» доказательств, вполне достаточной для осуждения правонарушителя, автором которой в годы «хрущевской оттепели» был объявлен профессор уголовного права МГУ А.Я.Вышинский, сильно искажена. Известно, что в уголовном процессе это определение связано лишь с особым положением показаний подозреваемого, обвиняемого и подсудимого в ряду прочих доказательств. Конечно, это понимал и ведущий правовед страны Вышинский, который всегда утверждал, что, как «короля делает свита», так и признание вины обвиняемым может лечь в основу доказательственной базы обвинения лишь при наличии иных объективных неоспоримых доказательств.

Но, как обычно и бывает у нас, исполнители всегда проявляют «недюжинные» усилия, приводящие к перегибам. Если вспомнить т.н. «тридцать седьмой год», то ныне все историки, архивисты утверждают, что в те годы многие работники правоохранительных и судебных органов считали показания с признанием вины подозреваемого, обвиняемого и подсудимого «царицей доказательств», не нуждающейся в дополнительном подтверждении. Причиной этого были недопонимание ими теории доказательств, недостаток юридического образования и карьерные устремления.

Теперь мы знаем, что пролетевшая над страной волна неправосудных приговоров, порожденная «царицей доказательств», нанесла ощутимый удар по генофонду страны, принесла неисчислимое горе многим семьям. Сколько вердиктов, скорее похожих на расправу, было вынесено судьями в «лихие» годы так называемых репрессий, известно всем. Результат был трагичен. Урок был суров и памятен.

Но, к сожалению, в отношении некоторых «урок не пошел впрок». И ныне случаются казусы, когда некоторые работники правоохранительных органов, руководимые желанием быстрее раскрыть преступление и тем отличиться по службе, всецело отдаются «царице». Добиться признания лицом, зачисленным им в подозреваемые, вины в совершении преступления, раскрытие которого поручено им – вот цель, достижению которой они отдают свои силы и умение.

Конечный результат их работы это написанная рукой «клиента» так называемая «явка с повинной» - та самая «царица», мечта любого «опера» - её верного слуги. Хорошо, если заподозренный в преступлении, работа по раскрытию которого идет, хоть как-то причастен к нему.

А если нет? Но это не помеха для «настоящих специалистов сыска»! Многие заподозренные, которые доведены т.н. «недозволенными методами» следствия до крайности, подчас согласны написать всё, что угодно, лишь бы опера «отстали» от них. При этом все таят надежду, что при первой же возможности (на допросе у следователя, в присутствии адвоката и при иной благоприятной обстановке) они откажутся от своей «явки с повинной». Но не всегда эта призрачная надежда сбывается. Ведь не зря ведомственные приказы налагают на работников полиции обязанность «оперативного сопровождения» до победного конца, то есть до вынесения обвинительного приговора. Вот они и сопровождают признавшегося под давлением в совершении подчас чужого преступления лица на допросах у следователя, в суде. Их задача своим присутствием, строгим видом напомнить «явившемуся с повинной» о перенесенных им лишениях и тем самым подавить любые поползновения «клиента» отказаться от ранее данных показаний, любой ценой добиться подтверждения ими выбитых показаний.

А что следователи, обязанные добиться при расследовании преступлений истины? К сожалению, многие предпочитают идти по «проторенному» пути – ведь «умный в гору не пойдет»… Ну, а судьи что? – спросите вы. Некоторые предпочтут опять же легкий путь: есть ведь «явка с повинной», зачем усложнять себе жизнь?

Вот так и бывает – преступление раскрыто, дело оформлено, порок наказан! «Царица« и её верные слуги торжествуют! И эта схема во многих случаях реально работает.

Чтобы не быть голословным, возьмем достаточно свежие примеры.

Но сначала упомянем закон. Часть вторая статьи 77 УПК РФ гласит: «Признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств». Запомните эту обязательную для всех служителей закона аксиому.

О её самодостаточности нет ни слова! Наше уголовное право тем и отличается от законов иных государств, что слова, произнесенные подозреваемым, обвиняемым в ходе уголовного преследования, не могут быть направлены против него самого. Вспомните – в любом «полицейском» фильме при задержании лица, возможно причастного к преступлению, зачитываются его права, начинающиеся со слов: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете – будет использовано против вас…». И если задержанный выскажет слова, указывающие на его причастность к преступлению, показания полицейского, услышавшего их, в суде признаются доказательством вины субъекта.

В нашем процессуальном законодательстве такого нет. И это правильно – здесь всегда присутствует некая заинтересованность правоохранителя в исходе дела, потому речи о беспристрастности (одном из «китов» правосудия) вообще нет. Так что попытки судей, иногда даже реализованные, признать показания полицейских, в какой-то степени причастных к изобличению лица в преступлении, не могут быть признаны законными.

Теперь, на этом на фоне приведем реальные дела.

Первое дело, о котором пойдет речь, касается уже свершившегося приговора в отношении Григорьева В.П. Характерной чертой этого вердикта является то, что он основан лишь на собственных показаниях осужденного, практически «выбитых» следователем и оперативниками в самом начале расследования. Внушив подозреваемому Григорьеву мысль о том, что в его положении самое лучшее – признать вину в умышленном убийстве с целью самозащиты, они добились самообвинения. Этой фактически абсурдной мысли осужденный, будучи не посвященным в нюансы уголовного права, придерживался вплоть до рассмотрения дела в апелляционной инстанции. Затем он осознал свою ошибку и категорически отказался от ранее данных при допросах в качестве подозреваемого, обвиняемого и подсудимого показаний, признавая только совершение преступления по неосторожности.

В деле изначально, кроме признания причастности к преступлению самим Григорьевым, никаких объективных, независимых доказательств не было и нет. Единственный свидетель, находившийся рядом с осужденным, ничего существенного не видел и не слышал. Другие лица, показания которых якобы подтверждают признание вины Григорьева, говорят о событиях, отдаленных от момента преступления большим расстоянием и солидным временем.

Потому, после заявления осужденного об отказе от ранее данных ошибочно-лживых показаний, никаких доказательств умысла в этом деле не осталось. Нет и речи о совокупности подтверждающих вину Григорьева доказательств – лишь одни голословные утверждения судей, как видно, вообще не изучавших материалы дела, и т.н. корпоративная солидарность представителей судебной власти.

Тем не менее, Григорьев 10 июля 2014 г. был осужден за умышленное убийство по ст. 105 ч.1 УК РФ, а суд апелляционной инстанции 25 сентября 2014 г. оставил приговор в силе.

Осужденный попытался было обжаловать судебные акты, но судья Верховного суда, которой было поручено решить вопрос о передаче дела на рассмотрение Президиума Верховного суда РС(Я), на основании «гениальной» мысли – мол, суды первой и апелляционной инстанций вполне разобрались, так зачем мне напрягаться? - отказала в принятии его жалобы и передаче её на рассмотрение Президиума Верховного суда РС(Я). Тем самым судья, впрочем, как и судьи апелляционной инстанции, нарушила конституционное право каждого осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом (с.3 ст.50 Конституции РФ). И вновь безразличие к судьбе человека и опять круговая порука судей.

Таким образом, Григорьев лишен свободы лишь на основании своих, ничем не подтвержденных, показаний. Это ли не судебный произвол, напоминающий судебные вердикты времен так называемых «репрессий», когда люди осуждались к мерам наказания вплоть до смертной казни, лишь на основании собственных, порой выбитых обманом, угрозами и физическим насилием показаний?!

Второе дело. Судебный процесс по нему близится к завершению в Якутском городском суде. Это уголовное дело по обвинению гр.Корякина Н.И. по статье 105 ч.1 УК РФ (умышленное убийство).

1 марта 2014 г. в помещении гаража, приспособленного под жилье на время ремонта дома, расположенного на одном из участков СОТ «Мечта», был обнаружен труп женщины, сидящей на стуле у стола с колото-резаной раной в области шеи. Корякин и его знакомая по имени Айта (кстати, фактически подтвердившая на суде алиби мужчины) до этого выпивали с потерпевшей и спали пьяные рядом на диване, пока их не разбудил человек, зашедший в помещение и обнаруживший труп.

«Доблестные» опера из 3-го отдела полиции тотчас усмотрели в Корякине (единственном мужчине, находившемся на месте обнаружения трупа) убийцу и немедля увезли «к себе». Ну, а дальше - «дело техники». Как обычно – применение «недозволенных» методов и «злодей» Корякин на самой ранней стадии расследования дал показания, оформленные как «явка с повинной» и допускающие возможность его причастности к умышленному убийству потерпевшей. Но спустя практически пару дней он отказался от ранее данных показаний, объяснив тем, что его к даче показаний о своей виновности принудили оперативные работники полиции.

Тем не менее, жаждущий славы следователь городского отдела СУ СК РФ решил всеми правдами и неправдами отправить Корякина «в места не столь отдаленные». И пренебрегая установками закона, построил тяжкое обвинение лишь на показаниях подсудимого. Причем эти показания ничем иным (хотя бы одним объективным доказательством!) не подтверждены. Нет даже речи об их совокупности, указанной в ст.77 УПК РФ!

Между тем, как видно из материалов дела и подтверждено на судебном заседании, не исключено, что потерпевшая причинила смертельные телесные повреждения себе собственной рукой, то есть покончила самоубийством. Тем самым получается, что Корякин не повинен в её смерти. Не зря ведь судом «явка с повинной», выбитая у Корякина, была признана недопустимым доказательством.

Вот так, «царица доказательств» - цель, преследуемая до сих пор оперативными службами полиции, чтимая некоторыми следователями и судьями, висит «дамокловым мечом» над безвинным человеком. А на одного он уже обрушился!

И такие обвинения и приговора, основанные на фактически выбитых обманом, угрозами и физическим насилием показаниях подозреваемых, обвиняемых и подсудимых, к сожалению, не единичны…

Потому так и хочется воскликнуть: Неужели судебный произвол «тридцать седьмого года» возвращается?!

Но надежда умирает последней. Думается, найдутся всё же честные судьи, которым не безразлична судьба людей, волей бездумных слуг всесильной «царицы доказательств» оказавшихся на скамье подсудимых и на нарах мест, «не столь отдаленных».

Леонид Диодоров, правозащитник