Влияние коронавируса на психику: Поедет ли у нас крыша после COVID-19

YAKUTIA.INFO. Нынешняя пандемия в каком-то смысле отбросила нас лет на сто-двести назад в плане медицины: мы в круговороте с опасной инфекцией, которую мы не умеем ни лечить, ни предотвращать, потому что нет ни нормальных общих вакцин, ни лекарств. Очевидно, что COVID-19 – глобальная проблема, которая коснулась очень многих, если не всех, жителей нашей планеты.

И пласт проблем с психическим здоровьем, который связан с угрозой заражения, вполне логичен. Страх собственного заражения или инфицирования близких – это фактор, который провоцирует развитие тревожных расстройств в общей популяции. С вопросами о том, как наша психика подстраивается под глобальную проблему и что же дальше будет с нашим ментальным здоровьем, мы обратились к врачу-психиатру, психотерапевту Валентине Алексеевой.

– Многие за эти больше полугода уже дошли до психиатров, психотерапевтов из-за коронавируса. У кого-то актуализировались старые расстройства, у кого-то ситуация пандемии спровоцировала первый эпизод тревожного расстройства. Говорят, что это лечится обычно довольно успешно и в целом не оставляет существенных проблем с психикой на будущее. Это так?

– Весной везде началась пандемия коронавирусной инфекции, а у нас, психиатров, случилась пандемия генерализованных тревожных расстройств, с паническими атаками и фобическими расстройствами. К лету напряженность немного спала – режим стал послабее и количество заболевших снизилось. Вообще лето – это прекрасное время года, когда у людей в общей массе относительно хорошее настроение: можно и на речку съездить, побаловать своего внутреннего ребенка – прокатиться на просторах Лены на моторке, это же кайфушечный кайф. Или на рыбалку съездить... Лето – это маленькая жизнь, еще говорят. А осенью все вернулось на круги своя. Вообще то, что тревожные расстройства лечатся обычно довольно успешно и в целом не оставляют существенных проблем с психикой на будущее, – это абсолютная правда. Та же самая простая когнитивно-поведенческая терапия хоть и работает на поверхности, с симптомами и лишь обучает человека, как вести себя по-другому, справляется вполне успешно.

То есть даже такая простая работа, не с причинами, приводит к хорошим результатам. А причина тревожных расстройств – большой базовый страх смерти, когда человек неосознанно принимает решение бояться. Потому что у него на тот момент других механизмов компенсации нет – он еще маленький, у него нет опыта, он не знает, как по-другому. И генерализованное тревожное расстройство никогда не бывает на пустом месте. Это всегда какие-то особенности личности и особенности характера.

– То есть он появляется у определенных людей? У каких?

– По типу высшей нервной деятельности. И неуравновешенность должна быть врожденная. Это биологическая часть, как цвет глаз, как цвет волос. Ну досталось ему, ну что делать.

– Она передается от родителей? От обоих?

– Да. Не факт, что у двоих неуравновешенных родителей появится неуравновешенный ребенок, мы не знаем, как там гены сыграют, но шансы высоки. Это про темперамент.

– Отдельная группа людей, кому точно стало хуже за время пандемии – это пациенты с обсессивно-компульсивным расстройством, которое сопровождается страхом загрязнения. Совет тщательно мыть руки для этих людей, чтобы избежать заражения – это, конечно, триггер из триггеров. Как с этим быть?

– ОКР считается сложнее для терапии в отличии от тревожных расстройств, прогностически это не самое легкое заболевание. Врачи-психиатры не любят пациентов с ОКР, с ними тяжело, потому что само по себе ОКР — это несущая конструкция личности. Это то, что помогает человеку выживать в этом мире. По сути, это психологическая защита от страшного «непредсказуемого хаотичного опасного мира». Мир – он ведь как бурная река, мы никогда не знаем, что она нам подкинет за поворотом. И пациенты с ОКР пытаются на фоне всех тех страхов, что есть внутри, через такое поведение эту жизнь упорядочить. Но это иллюзия, мы никак ее все равно не упорядочим. ОКР – это то, благодаря чему человек живет, и если всю эту систему поломать, то неизвестно, что с ним будет: может с ума сойдет совсем. А так, человек с ОКР хорошо функционирует: у него дома чистота-порядок, дети ухожены, муж в чистой рубашке, обед из трех блюд и на работе он продуктивен. При этом внутри он всегда глубоко несчастен. Но вот то, что он несчастен, его, кстати, не парит.

– Потому что он занят?

– Потому что ему важно, чтоб муж был в чистой рубашке и у всех были санитайзеры.

– Допускаете ли вы, что коронавирус может иметь последствия в виде поражения нервной системы и психических расстройств? Мои подозрения усиливает то, что сам коронавирус часто сопровождается нарушениями сна и настроения. Мои знакомые, которые перенесли недуг, долгое время были и есть апатичные и вялые.

– Я подозреваю, что коронавирус воздействует на весь организм и осложнением является достаточно высокая интоксикация организма, это по сути отравление. А последствия отравления – это всегда церебро-астения, то есть снижение скорости психических процессов. Это осложнение нейроинфекции, мы ведь переживаем серьезное воспаление в организме во время заболевания. И вот эта церебро-астения – по сути, компенсаторный механизм, когда организм нам говорит: ничего не делай, лежи, валяйся. Для чего это надо? Для того, чтобы организм смог с этой инфекцией справиться и потихонечку восстановиться. Да, это последствия не на всю жизнь, а на какое время, оно проходит. Кстати, коронавирус у некоторых людей может протекать, как легкая субдепрессия: замедление течения мыслей, апатичный тяжелый тоскливый фон настроения, очень многие люди мне говорили про это. Писали, что очень тяжело, что никак не могу расслабиться и кроме того – физическая слабость. Как будто нет сил сделать элементарные вещи: помыть посуду, сходить в магазин.

– Может ли она перетечь в настоящую депрессию, если ее запустить?

– Нет, навряд-ли. Для того, чтобы она перетекла в депрессию, нужны определенные условия: чтобы у человека адаптивные механизмы были нарушены или слабы, например. Но если человек относительно психически здоров, то из этого состояния он в принципе не с разбегу, но выйдет сам и ничего особо делать не надо. Я тоже переболела коронавирусной инфекцией, у меня было такое состояние недели две после выздоровления. Я никак не могла даже из дома выйти – не было сил.

– Мы знаем, что изоляция, карантин и опыт переживания болезни могут стать психотравмирующими факторами для человека. Это выражается в том, что после окончания инфекции, у пациента возникает психическое расстройство?

– Не обязательно. Если взять, например, человека в тюрьме: самое страшное наказание – это одиночная камера и почему так страшно переносить эту одиночную камеру? Потому что наша психика и сознание – это отражение объективной реальности. Мы нуждаемся в отражении. Ребенок, к примеру, тоже не развивается без отражения, ему нужен кто-то, кто ему скажет: «Петя вот такой, еще какой-то», потому что он еще не сформирован, ядра личности же нет. И оно формируется только под воздействием внешней среды и по-другому никак. И когда человек попадает в состояние изоляции, когда его не отражают так, как раньше – конечно, возникают сложности.

– Можно ли сказать, что влияние коронавируса распространяется за пределы больниц и поликлиник, где лечат болезни тела и перетекает плавно к вам – психиатрам, психотерапевтам и психологам?

– Скорее всего у людей в массе последствия будут. И скорее это будут разные психосоматические и иные заболевания, которые будут связаны прежде всего со стрессом. Ну как нагнетали-то обстановку, что это заболевание наравне с чумой и холерой, хотя это было преувеличением. Так на уровне сознания мы подверглись смертельной опасности, а мозг не различает смертельная это опасность, или ты это сам по себе подвержен всеобщему информационному гипнотическому полю, которое говорило, что ковид — это чума 21 века. И когда мы заболеваем, это срабатывает так, что как только ты заболел, ты заболеваешь пневмонией. Я сама была в тревоге, когда я узнала, что у меня ПЦР положительный и почувствовала изменения в плане психики на себе. Мне хотелось что-то делать, поднять себя за волосы, как барон Мюнхаузен, но у меня была сильнейшая апатия, не было сил, я лежала, смотрела в потолок и даже не смотрела телефон. Я спала, ела и смотрела в потолок.

Был подкорковый страх, что я могу умереть, но, так как я давно работаю над собой, я умею с этим страхом взаимодействовать, и не впала в панику. А если человек не проработан, не в контакте с собой, то тот стресс, который бы он перенес, мог дать кучу осложнений и других заболеваний. Очень многое зависит от настроя. Если человек убежден, что это заболевание угрожает ему стопроцентной смертью, - понимаете, какое у него будет поведение и что он будет делать? Настолько сильно страх овладевает человеком, что он может быть неадекватен.

– Бояться, переживать, испытывать тревогу в условиях пандемии – это нормально. Сложно чувствовать себя в порядке, когда мир перекраивается у тебя буквально на глазах, но вроде бы люди довольно быстро в большинстве своём адаптировались и уровень тревоги снизился. Или мне это кажется?

– Вам не кажется, так и есть, но в чем была сложность? За всю историю человечества мы, наверное, в первый раз сидели в самоизоляции. А мы по своей природе, биологи где-то писали, – социальные приматы. И вот вдруг тех, для кого общение является потребностью, как вода, как еда – бац и лишили основного базового. Впервые за все развитие человечества! Представляете, насколько полетели все наши адаптивные механизмы? Было тяжело. Но если человек относительно здоров, пусть даже у него генерализированное тревожное расстройство – его механизмы адаптации все равно будут работать. Это тоже биологическая часть.

Есть даже такая поговорка: человек – существо, которое приспосабливается ко всему. Если бы у нас не было такой особенности мы, наверное, уже бы вымерли. Но мы такие живучие! А то, чем наша адаптация нам обернется, – это мы посмотрим. Мы, конечно, можем нафантазировать себе, что мы все станем аутистами, людьми, которые не способны на глубокий контакт, или что мы все будем малоподвижны и наша нервная система станет инертной. Но мы в процессе, и я не обладаю даром ясновидения, честное слово, не знаю, что будет дальше.

– А если все-таки поразмышлять, интересно, что будет с психическим здоровьем людей после окончания пандемии?

- Я думаю, что количество психических расстройств вырастет в разы. Если взять советское время, когда экономическая и социальная ситуация в стране были очень стабильными, стабильной была и ситуация с ментальным здоровьем населения. Потом, когда пошли сложные времена – перестройка, развал Союза, лихие девяностые, тучные двухтысячные и кризисы, в которые мы постоянно впадаем – у населения сформировалось внутреннее состояние нестабильности. И вы видели, как по телевидению все время транслируют курс доллара? И, конечно, у нас нет внутренней устойчивости, у нас нет внутреннего контейнера. Это я о психоаналитической «теории контейнирования матери» – про то, как мать учит ребенка переносить непереносимые эмоции. Ребенок сам по себе испытывает огромное количество эмоций, которые зашкаливают: если злость, то ярость, если боится, то в ужасе – все по той простой причине, что мозг еще не сформирован. Задача матери – дать ребенку эти эмоции переносить. Так вот, наши матери не знали об этом и сами не могли переносить эти эмоции, ведь их никто не учил. Соответственно, и мы не умеем эти эмоции, которые накрывают нас, переносить. Даже есть выражения «меня накрыло», «я сделал это на эмоциях», «меня разрывает на части» – многие люди так говорят. Это повод обратиться к психотерапевту, который научит переносить эмоции.

– Вы ожидаете проблемы с ментальным здоровьем именно из-за социального неблагополучия?

– Это сильно зависит от экономической обстановки – если она будет более-менее и если по крайней мере мы сможем работать и получать зарплату, то мы сможем как-то адаптироваться. А если наша экономика совсем полетит, то… Всегда так бывает. Но, вы знаете, я надеюсь на лучший исход, потому что количество психотерапевтов и психологов с хорошим образованием увеличивается, и даже я занялась тем, что передаю свои знания, обучаю психологов, как работать качественно, чтобы население имело доступ к качественной психологической помощи: не просто прийти и поболтать, а чтоб человек реально чувствовали изменения, и чтобы это было доступно. Маникюр, педикюр и реснички – это ведь доступно. И вот я бы хотела, чтобы психологи и психотерапевты тоже были также массово доступны. Таким образом мы сможем оздоровить нацию, для нас это важно.

– Почему все-таки люди с трудом выполняют простые рекомендации типа ношения масок везде и частого мытья рук?

– Дело в менталитете и в том, что наш народ не доверяет государству. Китайцы могут доверять своему правительству, потому что оно не обманывало их так часто, как наше. Мы не можем доверять ни нашим политикам, ни нашим финансистам. В том числе это внутренний бунт против всей той нестабильности, которая происходит.

– Надо иметь ввиду, что ограничения в связи с коронавирусом хуже исполняются молодыми людьми, чем представителями старшего возраста. Неужели это от большей негибкости и безответственности в младшей возрастной группе?

– Ну старшее поколение и физически не слишком активные и, кроме того, чем старше человек, тем больше у него страха помереть, если он не занимается этим страхом. Чем человек моложе, тем страха меньше, ведь экспрессии еще не произошло. Она произойдет, когда человек реально столкнется с болезнью, травмой, то есть нужен триггер, чтобы этот страх запустился. Этот страх есть ровно столько, сколько существует человечество. Хотя есть теория, что страх смерти – это страх жизни и на самом деле человек очень боится жить. Вообще человек боится только того, что у него в опыте, но ведь он же еще не умирал, то есть это нет в опыте, но у него, как пример, есть смерть друзей, родственников. Но это просто пример. И оттого, что человека рядом уже нет, ты переживаешь его смерть, как потерю опоры и поддержки, поэтому смерть воспринимается как лишение. Опыта смерти личного нет и так, как мы не знаем, что там будет – получается «боюсь жить». И тут у всех по-разному: как жить.

– Существенным фактором ухудшения психического состояния для людей стала не сама пандемия, а реакция государств на него. Большую роль сыграла необходимость самоизоляции. По сути, наш вид, построенный на социальных связях, должен был все их разорвать. Было бы странно, если бы от этого решения нам стало бы лучше. По этой причине мы и ждали отмены ограничений так сильно?

– Есть люди, кто не заинтересованы в том, чтобы идти на больничный, потому как «что же мои дети будут есть?». То, что было вначале – непонятная реакция властей, кроме того, еще нагнетал информационный поток телевидения, где показывали фуры с гробами в Италии и прочее – это все нагнетало, и мы не знали, что нас ждет. А страх неизвестности очень тяжелый, страшный и непереносимый, потому что у нас у всех есть базовый «голод по структуре». Нам нужно знать, «что, зачем и почему» – это внутренний ОКР. Сейчас, насколько я вижу, люди недовольны теми мерами, которые принимаются, а именно открытием кинотеатров, торговых центров, ресторанов, ведь мы платим за это жизнями.

– В реакции различных государств на коронавирус был один важный параметр – насколько люди были защищены государством, какую поддержку и информацию от него получили. Без уверенности в завтрашнем дне сложно сохранять спокойный рассудок, а нестабильность становится ещё одним негативным условием. Здесь меня больше интересует, что думали во власти, когда так поступали со своими гражданами и вспомнят ли это отношение к себе граждане на очередных выборах?

– «Это Россия, детка, мы выживаем». Насчет выборов точно не могу сказать, но наши люди уже привыкли рассчитывать только на себя. И поэтому будут менять свое взаимодействие с деньгами – иметь подушку безопасности, к примеру, это очень важно в наше нестабильное время. Решить вопрос финансовой стабильности необходимо, ведь мы сами вынуждены обеспечивать себе пенсию, к примеру. Я знаю, что врачи-психиатры, которые верой и правдой прослужили всю жизнь профессии, получают пенсию двенадцать тысяч рублей. Ну как на них прожить, надо откладывать деньги.

И то, что дети наши сейчас учатся дистанционно, – это тоже не говорит о качестве образования. Поэтому мы вынуждены нанимать репетиторов, чтобы наш ребенок хоть что-то знал и что-то понимал, потому что пробелы будут невероятные и невосполнимые, особенно у тех, кто в начальном и среднем звене. И здравоохранение: все это время все больницы были закрыты и люди с плановыми заболеваниями были вынуждены обращаться в платные клиники, у нас нет бесплатной нормальной медицины сейчас. И если государство не обеспечивает нас ни медициной, ни образованием, ни пенсией – люди резонно спрашивают себя: ну зачем нам нужна такая власть?

– Здесь действительно показателен пример Китая, где доверие государству, слаженное исполнение ограничений и относительно спокойное отношение к контролю с его стороны, помогли стране фактически загасить эпидемию в считанные недели. Как вы думаете, сможем ли мы когда-нибудь в обозримом будущем догнать Китай по способности к порядку?

– Мне кажется, нет, потому что они формировали это тысячи лет, у них другая особенность, и у нас другой менталитет. У нас ведь много страха и вместе с тем много спонтанности – у россиян очень много творческой части.

– Мы умеем удивлять, согласна.

– Не только удивлять, но и делать что-то, что выходит из ряда вон. Например, победить фашизм и какой ценой. Это было творческое проявление народа, ведь никто не мог спрогнозировать, как будет вести себя русский народ. С одной стороны, это здорово, с другой – тяжеловато. В Швеции не вводился жесткий карантин, потому что власть к народу относится с уважением и то же уважение получает в ответ. А у нас бунт. Так вот в Швеции, в которой вообще не было жесткой изоляции, количество тех, кто погиб, в разы меньше. Я обучалась куочингу у одной женщины из Швеции, и она рассказывала про их спортсменов – это всегда наемники из других государств. Я удивилась и она ответила, что шведы с трепетом относятся к своему здоровью и что спорт ради достижений – это очень вредно, и ни один швед не будет тратить силы и здоровье для такого убивающего занятия. Это о многом говорит: об уважении к себе, об уважении государства к своим жителям.

– Как тогда нашему государству взаимодействовать с людьми, чтобы совместными усилиями победить и вирус, и все другие сопутствующие проблемы?

– По-доброму, с уважением. И если это потихонечку формировать не только на уровне государства, а, кроме всего прочего, на уровне семьи – где мама и папа здоровы и уважают своих детей, то все получится. Важно формировать это отношение к себе «я достойный и, хоть тебе и годик, ты такой же достойный» и тогда у нас вырастет другое поколение с совершенно иным отношением к себе. И жить будет легче, и проблемы будут решаться быстрее.